Артефакты и теории

О древнейшем великокняжеском московском троне

3. П. Попова

Среди ряда интересных миниатюр конца XVI в., иллюстрирующих житие Сергия Радонежского,[1] обращает на себя внимание изображение московского князя Симеона Гордого (1340 — 1353), сидящего на троне, который поддерживают две скульптурные фигуры стилизованных птиц. Эти декоративные детали изображены так достоверно, что заставляют предположить точную фиксацию одного из великокняжеских тронов, некогда реально существовавшего на Руси.

Примечательно, что в своей работе «Древнерусские миниатюры как исторический источник» А. В. Арциховский, анализируя изображения княжеских регалий в упомянутом житийном произведении, самом богатом по историческому содержанию, особо выделил именно эту миниатюру: «<...> из прочих княжеских регалий здесь интересен трон, на котором сидит Симеон Иванович Московский (л. 59 обор.) . Он установлен на двух больших лебедях». Арциховский далее оговаривает,что «формы древнейших московских тронов неизвестны»,[2] тем не менее вполне вероятно, что троны XV-XVI вв. могли быть украшены скульптурными изображениями.

Московский князь Симеон Гордый.
Житие Сергия Радонежского.
Конец XVI века, л.59 об.

Это допущение подтверждается наличием в русском искусстве, уже с древнейших времен, замечательных образцов каменной и деревянной скульптуры, имевших, правда, по преимуществу религиозное содержание; светских же скульптур сохранилось очень мало. Из них необходимо отметить в первую очередь фигуры зверей, на которых покоится царское место Ивана Грозного из Успенского собора Московского Кремля, выполненное в 1551 г. Они вырезаны из дерева, в реалистической манере; в них выразительно передано напряжение мускулистых тел, свернувшихся в клубок. Впечатление усиливает раскраска, подчеркивающая черную щетинистую шерсть на хребте и раскрытую пасть с белыми зубами и красным языком.

В статье И. Е. Забелина, посвященной этому сооружению, приводится один из ранних текстов, характеризующих эти скульптуры: «Под местом царя и государя великого князя зверь, а ему три имяна: лютый лев скимент; [3] второй зверь — уена,[4] третий орел, четвертый остроган,[5] пятый остроган же». Далее Забелин пишет, что по трактовке этих фигур «нельзя не заметить их различия. Так, фигура, находящаяся под правым передним углом трона, судя по величине головы, должна представлять льва; другая фигура, под правым задним углом, изображает уену с высунутым из пасти довольно длинным языком. Остальные два зверя, сходные между собою по острым мордам, по всему вероятию (неизвестные нам) остроганы. Двуглавый орел утвержден на самом верху трона».[6]

Другим примером светской скульптуры являются вырезанные с большим мастерством и экспрессией мощные львиные лапы — опоры белокаменного царского трона на галерее у восточной стены церкви Вознесения в Коломенском, построенной в 1532 г.

Среди персонажей культовой скульптуры наиболее светский и народный характер, с налетом яркой сказочной образности, свойствен введенной в герб русского государства фигуре Георгия Победоносца — юноши-воина, повергающего дракона. Лучшие образцы этого сюжета, выраженные в скульптуре, вышли из рук резчиков по дереву и каменных дел мастеров XV — XVI столетий. В 1462 г. на Фроловских, ныне Спасских, воротах Московского Кремля была воздвигнута большая фигура святого Георгия работы прославленного скульптора и архитектора В. Д. Ермолина. Это произведение, высеченное из камня, раскрашенное и позолоченное, казалось деревянным: настолько сильным было в русском искусстве влияние приемов обработки дерева — основного поделочного материала Древней Руси.

Интересные сведения о русской светской скульптуре XVI столетия приведены в документах и миниатюрах того времени.

Генрих Штаден, служивший иноземным наемником в опричнине Ивана Грозного, в своих записках рассказывает о скульптуре, украшавшей ворота опричного двора: на северных воротах «было два резных разрисованных льва — вместо глаз у них были пристроены зеркала <...> Один лев стоял с раскрытой пастью и смотрел к земщине, другой такой же смотрел во двор. Между этими двумя львами стоял двуглавый черный орел с распростертыми крыльями».[7]

По-видимому, светская скульптура была одним из ярких декоративных элементов в убранстве не только государевых хором, но и богатых московских домов XVI в. Получив широкое распространение, это явление послужило поводом для сетований посольского дьяка И. М. Висковатого на Стоглавом соборе 1551 г. Он заявил, что «вольность и мудрования» в искусстве столь велики, что ворота домов знатных людей украшают теперь звери, змеи и «неверные храбрые мужи» (кентавры) там, где раньше помещались кресты и иконы.[8]

Не лишено оснований и другое соображение относительно реалистичности миниатюры с изображением трона князя Симеона: художник, иллюстрируя житие Сергия, вполне мог воспользоваться в качестве оригиналов не дошедшими до нас книгами XIV — XV вв. и заимствовать из пих изображение подлинного трона Gmмеона Гордого.

Монета Галицкого княжества. Первая половина XV века. ГИМ. И прорисовка изображения на монете

В свете высказанных предположений приобретает большой интерес русский нумизматический материал.[9] Оказывается, па монетах Галицкого и Московского удельных княжеств первой половины ХV в. очень четко дано условное изображение князя, сидящего на троне, который держат фигуры стилизованных то ли зверей, то ли птиц. Ввиду очень малого размера монет трудно с абсолютной достоверностью определить, что это за существа. Поэтому первый исследователь этих монет А. В. Орешников в различных местах текста называет их различным образом: «Князь <...> сидит на троне со звериными ножками»; [10] «Князь, сидящий на троне с ручками в форме зверей (львов) <...>» [11]; «Князь на седалище,3/4 вправо, украшенном звериными изображениями < >». [12]

Н. Д. Мец, исследуя эти же самые экземпляры монет, приняла для описания однотипных изображений одно из вышеприведенных определений А. В. Орешникова — «Князь, сидящий на троне с ручками в форме зверей (львов) <...»> [13]

Как бы то ни было, можно с полной уверенностью утверждать, что схема этой композиции точно повторяет изображение трона Симеона Гордого на миниатюре XVI в. И в том, и в другом случае князья как бы восседают на спинах скульптурных фигур, являющихся очень условно изображенными зверями или птицами. Композиционное сходство обоих изображений позволяет утверждать, что и на монетах, и на миниатюре художниками были подчеркнуты одни и те же, наиболее яркие детали трона, когда-то существовавшего в действительности.

Если рассматривать изображения существ на монетах и миниатюре как условную фиксацию деталей подлинных тронов Древней Руси, то возникает вопрос: какие же символические образы были правомочны украшать великокняжеский престол и каковы их исторические истоки?

Символика великокняжеской власти на Руси складывалась с древнейших времен и была теснейшим образом связана с императорской символикой Византии. Царственными животными и птицами, символизирующими верховную власть василевсов, являлись прежде всего львы и орлы. Например, их золоченые скульптурные изображения украшали самый торжественный трон дворца в Константинополе, именовавшийся «престолом Соломоновым».[14] Равным образом в композиции мозаик, украшавших один из наиболее роскошных покоев константинопольского дворца — царскую опочивальню, входили «четыре орла — императорские птицы».[15] Львы и орлы были выткаг;ы на царских одеждах, изображались на шлеме и щите императора. [16] «Складные курульные стулья высших чиновников, представлявших императорскую власть в провинциях, тоже несли на себе эмблему императора: передние концы верхних брусьев завершались на них резными головами львов.[17]

Не меньшее символическое значение имел образ грифона, пришедший в Византию из античного и из древневосточного изобразительного искусства.[18] Из Византии он распространился не только на Руси, но и во всей средневековой Европе. Комплексность этого образа, состоящего из туловища льва и головы, крыльев и лап орла, наводит на мысль о том, что символическое содержание образов льва и орла отражало различные стороны охранительной царской власти. По-видимому, лев символизировал властелина как доблестного полководца, силой оружия защищавшего свои владения, возвеличивал военную его мощь. Орел же служил символом государственной мудрости правителя, его царственного благородства. Об этом свидетельствуют, например, средневековые изображения орла с зайцем в лапах — символ покровительства сильного существа слабому — или сюжет борьбы орла со змеей — света с мраком, добра против зла.[19]

Образ грифона, объединяющий обе эти черты, можно рассматривать как символ величия царской власти в целом. Интересно отметить, что в широко распространенных в Византии (и воспринятых позднее Владимиро-Суздальской Русью) изображениях полета Александра Македонского на небо — символического акта наивысшего возвеличения правителя — орлы, несущие колесницу, были в Х в. заменены грифонами, очевидно потому, что последние являлись более полными символами власти.

Однако нельзя не учитывать и того, что относительная значимость каждого из трех рассмотренных символических существ не была постоянной на протяжении многовековой истории развития государственных образований Древнего и Средневекового мира. В зависимости от исторических условий существования того или иного государства на первое место должны были выдвигаться разные стороны деятельности правителя, и это служило причиной смены значимости символов, возвеличивающих ту или иную функцию власти.

Прием русским царем немецкого посольства. Адам Олеарий.
Описание путешествия вв Московию и через Московию в Персию и обратно.
СПб, 1906, с.26

Во Владимиро-Суздальской Руси символическую эмблематику великокняжеской власти можно проследить начиная уже с ХII столетия. Символический лев встречается и в гербе г. Владимира, и на миниатюрах Радзивилловской летописи, в скульптурах Дмитровского собора и церкви Покрова на Нерли.[20] Однако образ геральдического царственного орла встречается чаще: он занимает, например, важное место в скульптуре Дмитровского собора во Владимире. Г. К. Вагнер связывает это с особенностями исторической обстановки: «Все исторические обстоятельства способствовали введению образа орла в декор Дмитровского собора. И древнее почитание его как символа солнца, противопоставляемого тьме (в сцене борьбы орла со змеем), и уподобление орлу героя, и олицетворение орлом сильной власти (...) наконец, введение его в эмблематический обиход Византии, Болгарии, западноевропейских государств,— все это открывало царственной птице широкую дорогу в декор дворцового собора великого Всеволода Ш, впервые названного в летописи царем». [21]

Не менее распространенным в искусстве Древней Руси является образ грифона. Их изображали на серебряных колтах, княжеских одеждах и военных доспехах. Два грифона входят в композицию сцены полета Александра Македонского на росписях храма Софии в Киеве. Судя по сохранившимся памятникам (скульптура Успенского и Дмитровского соборов во Владимире; княжеская диадема из Сахновки, хранящаяся в Эрмитаже), русские скульпторы и художники-приклад-пики ХП в. использовали именно тот византийский и западноевропейский варианты этого сюжета, где Александра, сидящего в корзине, влекут на небо не орлы, а грифоны. По-видимому, на Руси того времени грифон олицетворял всю полноту великокняжеского могущества — и военную доблесть, и государственную мудрость.

Из сказанного вытекает высокая вероятность предположения о том, что несколько видоизмененная общая схема композиции полета Александра Македонского на небо и была принята на Руси XIV — XVI вв. в качестве основы для оформления древнего трона-престола: великий князь, избранник божий, восседает па престоле, который держат на своих спинах существа, олицетворяющие всю полноту его власти.

Если исходить из сведений о великокняжеской символике Древней Руси, то необходимо с осторожностью отнестись к определению Арциховским фигур существ иа миниатюре XVI в. как фигур лебедей. При новом, непредвзятом рассмотрении ,этого изображения бросается в глаза основной отличительный признак существ, поддерживающих трон, — мощная голова с крючковатым клювом сильного хищника, что никак не соответствует грациозному образу лебедя. Эти стилизованные головы с уверенностью можно приписать или орлам, или грифонам. К сожалению, туловища и лапы существ на миниатюре не выявлены, а переходят в декоративные элементы, имеющие вид пышных листьев или завитков, поэтому нельзя сделать окончательный выбор между орлом и грифоном.

Уточнение фигур, изображенных на монетах, тоже невозможно: при размерах монет 0,6 — 0,7 см по диаметру на вырезка м штампе можно четко определить линии, общую схему рисунка. О мельчайшиx же фигурках, поддерживающих трон, можно с уверенностью сказать только одно: они имеют хищные когтистые лапы, могущие в равной мере принадлежать и льву, и орлу, и грифону. При описании этих монет А. Орешников справедливо воспользовался обобщенным определением: «трон с ручками в форме зверей»— и только в одном случае добавил в скобках уточнение — «львов», на наш взгляд без достаточных оснований.

Естественно, что при анализе символических образов на монетах XV в. немаловажную роль должна играть история их чеканки.

Галицкие князья, отец и сын — правнук и праправнук Ивана Калиты, сын и внук Дмитрия Донского — претендовали на московский великокняжеский «стол». Естественно, что эмблемой для своих монет они могли взять схематичное изображение старинного московского великокняжеского престола, известного, вероятно, в те времена всем людям на Руси и восходящего, по-видимому, ко временам Симеона Гордого и его брата — князя Ивана Ивановича. Тем самым галицкие князья подчеркивали свои прямые наследственные связи с Москвой и право на владение московским княжеством.

Судя по надписям, самые ранние монеты с такой эмблемой были выпущены в 1389 — 1434 rr. галицким князем Юрием Дмитриевичем, а с 1434 по 1453 г. чеканку таких монет продолжил его сын князь Дмитрий Юрьевич Шемяка. И тот, и другой в разное время захватывали на короткий срок великокняжеский московский престол, изгоняя Василия Темного. [22]

Восстановившись после долгой междуусобной борьбы на московском престоле, Василий Темный в 1440-1462 году стал чеканить свои монеты, используя при этом эмблему и чеканы галицких князей, утверждая, в свою очередь, таким путем свое законное наследственное право на великокняжеский московский престол.[23]

Следовательно, точно датированные монеты подтверждают достоверность изображения на миниатюре XVI в.

Деталь гравюры с изображением царского трона

Окончательным и бесспорным подтверждением этого служит еще одно изображение — гравюра из книги Адама Олеария, изданной в Германии в середине XVI I в.[24] Олеарий посетил Москву в 1634 — 1635 гг., т. е. на двести лет позже чеканки упомянутых монет и почти через сто лет после выхода в свет житийной миниатюры. Но несмотря на такой разрыв во времени, форма и декоративные детали трона царя Алексея Михайловича, зарисованные с натуры путешественником-иностранцем, полностью повторяют форму и детали тронов московских князей XIV — XVI столетий. На немецкой гравюре XVII в. трон русского царя держат на спинах большие резные скульптуры орлов; судя по описанию Олеария, трон и скульптуры были украшены резьбой, позолотой и серебрением. По-видимому, вместе с процессом упрочения государственной власти на Московской Руси происходило и постепенное изменение ее символов — грифон уступил место орлу.

Итак, в итоге оказывается, что одни и те же конструктивные и декоративные детали трона зафиксированы в изобразительных материалах на протяжении XIV — XVII вв. Это — достаточное доказательство того, что за основу двух ранних изображений были приняты реально существовавшие на Руси великокняжеские троны; древняя форма их, очевидно, традиционно повторялась вплоть до трона царя Алексея Михайловича, т. е. на протяжении трех, а возможно, и четырех столетий (если допустить, что она берет начало от княжеского престола сыновей Ивана Калиты) .

Взаимосвязанный анализ нумизматического и изобразительного материалов XIV — XVII вв. позволяет не только выявить достоверный вид древнейшего трона-престола московских князей, по и еще раз подтвердить широкое распространение резной деревянной скульптуры в русском декоративном искусстве XIV — XV вв.— времени, каждое новое бесспорное известие о котором представляет несомненный интерес.

Литература и примечания:
1. Житие Сергия Радонежского. Конец XVI в. Рукописный отдел ГБЛ, Троице-Сергиева ризница, № 21 (муз. 8663).
2. А. В. Арициховский. Древнерусские миниатюры как исторический источник. М., 1944, с. 194.
3. Скимень (греч.) — молодой лев, львенок. См.: .И. И. Срезневский. Материалы для словаря древнерусского языка, т. Ш, вып. 1. СПб., 1903, стлб. 1159.
4. Уена (греч.) — гиена. См.: И. И. Срезневский. Указ. соч., стлб. 513.
5. Остроган — слово, не встречающееся ни в древнерусском, ни в греческом словарях.
6. И. Е. Забелин. Решение вопроса о царском месте, или так называемом Мономаховом троне в Успенском соборе. — Отчет Российского Исторического музея в Москве за 1907 год. М., 1908, с. 69.
7. Генрих Штаден. О Москве Ивана Грозного. Записки немца опричника. Изд. М. и С. Сабашниковых, 1925, с. 108.
8. Русское декоративное искусство, т. I. М., 1962, с. 136.
9. Ст.научный сотрудник Эрмитажа М.П.Сотникова
10, 11, 12. Г. А. Овчинников. Русские монеты до 1547 года. М., 1896, с. 134, табл. ХП, рис. 559; с. 105, табл. IX, рис. 409, 410; с. 136, табл. ХП, рис. 567, 568.
13. Н. Д. Мец. Монеты великого княжества Московского (1425, № 1462). — ГИМ, Нумизматический сборник. (Материалы к сводному каталогу). Ч. III. М., 1974, с. 44 — 60, Прилож. 2. Описание монет №№ 82, 84, 178, 179.
14. В. П. Даркевич. Светское искусство Византии. М., 1975, с. 242.
15. Шарль Диль. Византийские портреты, т. I, вып. 1. М., 1913, с. 4.
16. В. П. Даркевич.Указ.соч.
17. Искусство Византии в собраниях СССР. Каталог выставки. Т. 1. М. 1977 с. 59 рис. 42.
18. Г. К. Вагнер. Грифон во Владимиро-Суздальской фасадной скульптуре. — Советская археология, 1962, № 3, с. 84 — 86.
19. Г. К. Вагнер. Скульптура Древней Руси. М., 1969, с. 283 — 284. Примером использования образа этой царственной птицы в прикладном искусстве Древней Руси является изображение орла на шлеме князя Мстислава Юрьевича (середина ХП в.) (см. там же).
20, 21. Г. К. Вагнер. Скульптура Древней Руси, с. 157 — 158, Там же, с. 283 — 284.
22. Галицкий князь Юрий Дмитриевич княжил на Москве с 1433 по 1434 г. Его сын князь Дмитрий Юрьевич Шемяка княжил на Москве с 1446 по 1447 г.
23. Н. Д. Мец. Указ.соч.
24. Адам Олеарий. Описание путешествия в Московию и через Московию в Персию и обратно. СПб., 1906, с. 36.

Публикуется по изданию «Памятники культуры. Письменность. Искусство. Археология». Изд-во «Наука». Ленинград. 1985